[center]Затеял Лев реформы у зверей.,
Медведь приватизировал ручей,
Волкам достались выпас, луг и поле,
А овцы очутились вдруг в неволе.

Казалось бы, течет себе ручей,
Он раньше, вроде, был совсем ничей.
Все дружно шли к нему на водопой.
Теперь порядок стал совсем другой:

Пусть воду пили, как бы, и ничью,
Медведь охрану выставил к ручью
И, знай, вздувает плату за питье.
Без водопоя овцам не житье.

А волки по своей лихой натуре
За выпасы дерут с овцы по-шкуре.
И слышатся кругом со всех сторон
Голодный рев и безнадежный стон.

Чтоб ропот и волненье прекратить,
Лиса закон берется сочинить:
«Зверям копытно-жвачного подобия
Присущи экстремизм и ксенофобия.

А их рога, как части организма,
Свидетельство врожденного фашизма.
Коль станут против власти бунтовать
Бунтовщиков на месте убивать.

Их шкуры подлежат приватизации,
Копыта и рога утилизации,
А рынок при такой организации
Пойдет прямым путем к цивилизации»
[/center]

Автор - ???

Вилла Кирилла

Движение "Открытый берег" рассказало блогерам, что помимо Владимира Путина на Черноморском побережье строит себе дворец помещик Гундяев, он же патриарх Кирилл. Леонид Каганов счел это событие достойным оды.

Пока мы тусовались в блогах, за экологию дрались, коррупция достигла Бога, взлетев по вертикали ввысь. Как едкой кислотой разъела и растворила без преград и все божественное тело, и весь небесный аппарат. Болезнь от нас, дрожащих тварей, проникла выше облаков, где свет небесных канцелярий и толпы ангельских полков. Мы сразу поняли, что вилы настали всем на небеси, как только появились виллы у патриарха всей Руси.

Затем явился ангел с неба. Собрал на площади народ. И всех оштрафовал, кто не был на службе в церкви в этот год. Переспросил: кому не ясно, что перед Богом виноват? И пару-тройку несогласных немедленно отправил в ад.

А дальше говорил о многом. Сказал, Россия победит. Сказал, душа дается Богом, но надо выплатить кредит. Сказал, для выплаты кредита я всем последний шанс даю. И выдал людям реквизиты в какой-то частный банк в раю.

С латыни перейдя на феню, трубил в большой небесный рог. Сказал, что всем начислят пени за грех, замоленный не в срок. Что мест в раю не безгранично. Что там не проходной режим. Но что, договорившись лично, вопрос коммерчески решим.

Сказал: пенсионерам — льготы на жизнь загробную в раю. Но тем, кто справку взял с работы про жизнь безгрешную свою, кто с детства сохранял все чеки, кто каждый день ходил в собес, а также передал навеки свою жилплощадь в фонд небес. Но в этой процедуре сложных, невыполнимых директив всегда договориться можно, талон у ангела купив.

Затем торжественно, для справки, он объявил с экранов всем, что были приняты поправки и заповедей стало семь. Но к ним добавилось тринадцать. И намекнул, судом грозя, что людям в этом разобраться без консультации нельзя. А это стоит много денег. И чтобы не было проблем, нам не поздней чем в понедельник сдать эти деньги нужно всем. Иначе огненные реки затопят сверху города, и мы закроем вас навеки по делу Страшного суда.

Понизив голос, осторожно он объяснил про Страшный суд: и там договориться можно, как только денег занесут. А что касается отката, то он вполне осуществим — обычно через адвоката, но может даже херувим.

И площадь перекрыв для въезда, расставив ангелов в кустах, он трактовал святые тексты в неясных до сих пор местах: "Милее праведного стада одна заблудшая овца" — с нее же денег вынуть надо для Духа, Сына и Отца! А это, несомненно, лучше, чем стадо праведных овец. И, став при этом не заблудшей, овца прозреет наконец. Она из черной станет белой, ее отныне любит Бог, и Страшный суд теряет дело и отпускает под залог.

Про все старинные иконы он объяснял, судом грозя, что нынче — нелицензионны и помолиться им нельзя. Законы запрещают строго произносить молитвы нам без нужных отчислений Богу по всем по авторским правам. Мол, прежде чем читать молитвы, публично исполнять псалмы, должны сначала заплатить вы, чтоб это разрешили мы.

Посланник изрекал все это, трубя, и лая, и рыча. И бледный конь бежал по свету. И колбасилась саранча. И бился гром, как в тазик скалкой, от молний делалось светло, как будто ангелы с мигалкой катались, пьяные в дупло. И стало ясно: Божья милость, что столько лет дарил он нам, бесследно в небе растворилась, попиленная прямо там. И что Господь про это знает, но сам он где-то выше звезд. И ничего он не решает, а просто занимает пост. И вилла у отца Кирилла на Черном море над водой казалась трогательной, милой и безобидной ерундой.

(C) LLeo

НАШЛИ ВИНОВАТОГО

29 МАРТА 2011 г.
ЕЖЕДНЕВНЫЙ ЖУРНАЛ
ЮЛИЯ ЛАТЫНИНА

Десять лет в терактах, происходивших в России, никто не был виноват. Захватили «Норд-Ост» посреди Москвы – никого не уволили. Устроили бойню в Беслане – никто не ответил. Взрывались рынки во Владикавказе, Астрахани, Самаре – ноль реакции. Взорвалась электричка в Ессентуках – тоже самое. Взрывались «Рижская» и «Автозаводская», взорвалась Марьям Шарипова на Лубянке, взрывался фестиваль в Тушино – ничего; взорвался «Невский экспресс» – никому в голову не пришло обвинять Якунина, взорвался «Невский экспресс» второй раз – опять никто Якунина не обвинял.
Наконец 24 января 2011 года в «грязной зоне» аэропорта Домодедово взорвался смертник, и президент Медведев на всю Россию объявил, кто у нас виноват в терактах – виноват оказался частный аэропорт «Домодедово».
А кто еще, как вы думали?
По итогам гениальной догадки «Твиттер»-президента теперь в аэропортах на входе давка – на радость террористам. Один из бывших руководителей ШАБАКа, узнав о такой мере, потерял дар речи. Немецкие спецслужбы, приехав в «Домодедово» расследовать смерть своего гражданина в теракте, схватились за голову: «Немедленно уберите! Вы что, рехнулись?!»
По итогам гениальной догадки «Твиттер»-президента на четырех менеджеров аэропорта возбуждено уголовное дело. (Как вы понимаете, ни один из офицеров ФСБ, прикомандированных к «Домодедово» для антитерроризма, не пострадал.) У уголовного дела есть маленькое препятствие: нет, и в принципе не может быть закона, по которому предотвращать теракты должна коммерческая структура, а не спецслужба в «грязной зоне» аэропорта – то есть в публичном помещении, которое ничем не отличается от улицы или торгового центра, и куда доступ всем разрешен.
8 февраля 2011 года, то есть через две недели после теракта, «Минтранс» счастливо обошел это препятствие, издав приказ о «Требованиях по обеспечению транспортной безопасности».
В приказе черным по белому написано, что субъект транспортной инфраструктуры обязан «выявить физических лиц, подготавливающих и совершающих… террористические акты». А субъектом транспортной инфраструктуры является «любое лицо, законно пользующееся объектом транспортной инфраструктуры».
То есть не только хозяева аэропорта «Домодедово» Каменщик с Коганом. Не только 21 млн пассажиров, которые пролетели через него в этом году. Но и все мы, которые когда-либо пользовались метро, проселочной дорогой, тропинкой. Все вышеперечисленное — «объекты транспортной инфраструктуры». Согласно приказу «Минтранса», уголовную ответственность до 7 лет за все теракты, совершенные на территории РФ, несет население (все 141 млн 900 тыс.), включая грудных детей и исключая офицеров ФСБ и МВД, потому что они у нас не «субъекты инфраструктуры», а сотрудники спецслужб. Они ни за что ответственности не несут.
Я не шучу. Так – дословно – следует из текста приказа. Уже сам факт того, что уголовная ответственность за терроризм вводится задним числом таким важным актом, как приказ «Минтранса», достоин пера Салтыкова-Щедрина.
Конечно, понятно, что грудных детей, воспользовавшихся «объектом транспортной инфраструктуры», за очередной взрыв в Махачкале сажать не будут. Приказ «Минтранса», возглавляемого министром Левитиным, направлен конкретно против одного «субъекта» – «Домодедово». Но поскольку нет никакого реального способа возложить на Каменщика и Когана отдельную ответственность за неведение агентурной работы в стане Доку Умарова, то эту ответственность возложили на всех остальных вместе с ними граждан. И теперь, когда грохнет где-нибудь, не дай бог, в метро, нам уже известно, кого хватать – менеджеров «Домодедово».
Как! Они не заслали агентов к Доку Умарову и не выяснили, где он готовит теракт! Они подлежат уголовной ответственности, согласно приказу «Минтранса».
Откровенно говоря, я была бы не против, если бы менеджмент ОАО «Домодедово» и менеджмент ОАО «Лубянка» поменялись местами. Конечно, «Домодедово» превратится в свинарник, но зато теракты в России прекратятся. Но так ведь эти ребята меняться не хотят. Они просто хотят разделения труда: чтобы бюджетные деньги и полномочия на предотвращение терактов получали спецслужбы, а ответственность (без денег и без полномочий) несли все остальные граждане.

Добрый день.Внесу ноту практичности в эту ветку форума,полагаю,что думающих людей данная статья заинтересует.Статья написана не мной,но материал,изложенный в ней хорошо отражает реалии нашего мира.Пользуйтесь на здоровье!

С. Гильбо
Кризис индустриальных корпораций

Во времена Бисмарка и даже Сталина, когда еще производство было главным в экономике, бизнес выглядел совсем не так, как сейчас. Главным было – организовать производство. Когда оно организовано, при имевшемся в индустриальную эпоху всеобщем дефиците товаров у тебя все покупали.
Так строился бизнес в индустриальную эпоху. Приходил человек, который организовывал производство. Он был отцом семейства дома, отцом народа на работе, все организовывал, все трудились, все было хорошо – товар шел.
В последней трети прошлого века вдруг стало ясно, что у таких ребят и при таком подходе к бизнесу дело не идет. Чем дальше, тем больше они вгоняли себя в убыток. Производство организовано хорошо, а продать не удается, финансовые показатели плохие, акционеры в прогаре. Что здесь делать?
Тогда вдруг индустриальные корпорации стали превращаться в симулякры. Во главе их начали ставить таких менеджеров как Ли Якокка, которые быстро закручивали гайки, увольняли как можно больше народу, всех разгоняли и за счет экономии на развитии временно добивались прибыли.
Японский организатор производства Акио Морита в своей книжке «Сделано в Японии» очень сильно возмущается Якоккой. В Японии так работать нельзя!
Правильно! В Японии производственная экономика все еще старая, индустриальная. Там таких людей как Ли Якокка ставили к стенке – либо в государственном порядке, либо в частном. А в США уже возник на таких людей спрос.
Возник он не от того, что там аморальные люди, которые хотят как можно быстрее из этой отрасли уйти, скорее износить основные фонды, всех разогнать и уничтожить эту корпорацию. Зачем уничтожать производственную корпорацию, когда она так хорошо работала?
Вот в том то и дело, что они работали уже не хорошо. А работали они не хорошо не потому, что кто-то их там плохо организовывал, и что можно лучше работать. Просто мир изменился, и в новом мире корпорация в таком виде стала не нужна.
Почему это стало происходить? Потому что принципиально изменилась структура экономики.

Технологическая база постиндустриализма. Структура экономики индустриального периода базируется на очень простом факте: в стоимости товара основную массу составляла стоимость тиражирования. Производство вещи – это огромные затраты труда, измученный работяга у станка, либо прошедший труд, сделанный другими работягами.
Реалии этой эпохи отражает теория стоимости Риккардо-Маркса, сводившая стоимость к издержкам тиражирования образца, стоимости затраченного на тиражирование труда. И Риккардо, и тот же самый Карл Маркс исключают из рассмотрения такой фактор как образец. Карл Маркс не учел, что производство образца стоит денег.
Почему он это упускал? Да потому, что на тот момент стоимость образца в общей стоимости товара составляла такую ничтожную долю процента, что ей можно было пренебречь без ущерба для теории, описывающей функционирование той экономики.
В результате все, кто пытался накануне постиндустриального перехода сохранить марксизм в экономике, стали придумывать разные теории научно-технического прогресса. Помню, еще в 1991 году Глазьев целую диссертацию на эту тему сочинил, потом из нее сделали монографию, он мне ее подарил в 1993 году. В этой монографии к двучленной формуле Маркса (Труд+Капитал) приписывались длиннющие выражения, которые описывают научно-технический прогресс. Выглядит это достаточно смешно, потому что еще со времен Птолемеевой космологии ясно, что там, где начинают дорисовывать эпициклы, теория уже не имеет отношения к реальности. Тогда пришлось Копернику придумывать что-то другое. То же самое и здесь.
Почему марксистская теория с какого-то момента перестала описывать реальность? Потому что реальность стала принципиально другой. Изменилась структура экономики. Главнейшим изменением стало то, что тиражирование образца стало стоить по сравнению с производством самого образца пренебрежимо мало.
Возьмем для примера наиболее ярко выраженные в этом плане сферы. Например, производство дисков Гарри Поттеров, Голливуда, музона и т.д. Понятно, что на производство образца затрачиваются значительные усилия, а вот тиражирование, штамповка этих самых дисков, не стоит ничего. Если раньше сотые, десятые доли процента в стоимости товара составляла цена образца, то на сегодняшний день десятые, иногда сотые доли процента, стоит само тиражирование. А 99% – стоимость образца и технология. Это фундаментальная вещь. Копирование стало дешевым.
Еще пример. В цене косметики стоимость тиражирования, составляет ровно две десятые процента от продажной стоимости. В лекарствах та же картина. Единственное, где это пока еще не так, – машиностроение. Там тиражирование образца составляет не десятые доли процента, а еще проценты и даже десятки процентов. Но это – уходящий промышленный уклад.
В конце 70-х годов началось производство так называемых гибких производственных систем – ГПС. По объему производства ГПСов, промышленных роботов, такого рода оборудования на душу населения первое место в мире занимал город Ленинград. На конец 70-х начало 80-х на втором месте стояли два японских города, которые были центрами робототехники – Токио и Осака. В Германии также активно развивалось это производство. Соединенные Штаты несколько отставали, но все равно почти догнали.
Конечно, когда в СССР началась перестройка, все очень быстро рухнуло. Но что касается остальных стран, Германии и Японии в первую очередь, у которых это направление активно развивалось, они стали штамповать ГПС десятками тысяч. На сегодня количество ГПС в промышленности всего мира исчисляется чуть ли не миллионом.
Что такое ГПС? Это линия, которая размером с обычный цех по длине. Выпускает примерно столько, сколько раньше выпускал средних размеров заводик. При этом для наблюдения за процессом сегодня нужен один оператор. Он нужен не столько по технологии, сколько по тому, что это требование местного законодательства: чтобы кто-то при производственном процессе присутствовал и за него отвечал.
Обычно студенты этим в Германии прирабатывают: он там сидит, читает книжечку. Поскольку ничего не происходит – главное не заснуть. Производство автоматизировано уже в достаточной степени.

Элементы эволюционной экономики. Когда произошло внедрение полностью автоматизированных систем? Чтобы это понять, нужно обратиться еще к одному направлению высшей экономики, (есть такая наука, о которой естественно никогда не упоминают в экономических ВУЗах, поскольку там преподают в основном элементарную экономику для клерков), которое называется эволюционная экономика. Ее основная категория – макрогенерация.
Макрогенерация – совокупность бизнесов, которая создана примерно в одно время, на базе одной и то же технологической парадигмы, на базе одной и той же экономической парадигмы, взглядов на вещи, одним и тем же поколением менеджеров, подходящих друг к другу не столько по возрасту, сколько по взглядам. В дальнейшем эта макрогенерация развивается и умирает.
На первом этапе эта макрогенерация осваивает, по сути, новый рынок. В силу этого она имеет высокую прибыльность на первом своем этапе. Поэтому она может привлекать кредитные ресурсы за довольно высокую цену. Благодаря этому втягивает в себя все кредитные ресурсы, отнимая их у других макрогенераций. За счет этого она перекупает у них материальные ресурсы, либо входящие материальные потоки. В результате старые макрогенерации все больше теряют и, постепенно деградируя, сходят со сцены.
В континентальной, экономике дело обстояло точно также, с той лишь разницей, что конкуренция за ресурсы велась не столько кредитно-финансово-рыночными, сколько административными рычагами. Наиболее четко это видно на примере наиболее ярко выраженной континентальной экономики – советской.
Одновременно в экономике существует некоторое количество, обычно от 20 до 30 макрогенераций, появившихся в разные годы. Иногда рождения бывают через два года, иногда через несколько десятков лет. Иногда до полутора десятков лет не рождается новых макрогенераций. Признаком ее рождения, для внешнего наблюдателя, является резкое удорожание кредитов. Резкое удорожание кредитов – это начало новой макрогенерации, а падение производства – следствие конкуренции за ресурсы, перехват мощностей в первые два-три года ее существования. Потом уже начинается рост, в котором уже лидирует эта макрогенерация.
В экономике США сейчас выделено несколько макрогенераций, на сегодняшний день – 19, из которых первая – 1902 года рождения, а последняя родилась где-то в период с 1997-2000 годы. Нынешний кризис, по поводу которого говорят, что это общемировая скорбь, на самом деле просто кризис, следующий за перетягиванием этой макрогенерацией ресурсов на себя.
Когда мы говорим о новой экономике, нам начинают гнать «шизу», что это были какие-то догмы. На самом деле эти догмы, которые, и правда были, не имеют никакого отношения к новой экономике. Это просто маленький спекулятивный пузырь. А Новая Экономика – это Макрогенирация, которая родилась на основе внедрения ГПСов по всему миру и принципиально новых взглядов на вещи. Те люди, которые эту макрогенерацию создают, совершенно по-другому видят будущее, чем это представляется нынешним хозяевам финансовой системы, нынешним хозяевам старой экономики и всякого рода аналитикам, бьющим от их имени набат в колокола.
В чем заключается подход к жизни этих людей? В экономике, где тиражирование образца не стоит ничего, рабочая сила с качествами, которые так старательно пестовал Бисмарк, и интересы которых так старательно отстаивал и теоретически обосновывал Маркс, становится никому не нужной. Не нужна квалифицированная рабочая сила, не нужен средний класс, не нужна система воспроизводства этой рабочей силы, не нужна их старательная ответственность. Не нужно ничего.
В экономике, где люди не участвуют в процессе производства – люди не нужны. Но что ей нужно? Этой экономике нужны люди так называемой креативной мотивации. Люди творческие. Но не просто творческие, а способные производить образцы.

Современная экономика затачивается на производство образцов. Объективная линия развития мировой экономики заключается в том, чтобы уничтожить в ближайшие десятилетия (процесс этот начался с конца 70-х, и завершается где то к концу этого десятилетия – в начале следующего) те производства, которые основаны на идеологии старых макрогенераций и соответствуют тому техническому укладу бисмарковского времени, когда они рождались.
Поэтому и приходят такие Ли Якоки и Чубайсы в старые корпорации и уничтожают их. Поэтому идет вот это гниение системы отношений. Потому ресурсы этих корпораций потихонечку перехватываются людьми из новой макрогенерации.
Когда я говорю это на примере США, я этот пример выбираю, конечно, не случайно. Дело не в том, что в США статистика сейчас лучше, чем в других странах, и поэтому там проще вычленять и анализировать все эти макрогенерации. Дело в том, что США, где самый дешевый кредит, стали центром формирования новых макрогенираций.
Дело не в том, что Германия или Япония производят больше ГПС. И дело не в том, что эти ГПС ставят не в США, а в той же самой Германии, Японии, Индонезии, Малайзии. Дело в том, что США на сегодняшний день являются центром, штабом, финансовой базой новой экономики.
Сама эта экономика имеет, конечно же, глобальный характер. Поскольку мы сталкиваемся с объективной ситуацией, то Россия оказывается в самом пекле разворачивающейся постиндустриальной революции. И она по ряду причин в этом в большей степени задействована, чем даже сами США.

Крах индустриальных систем. Процесс перестройки был вызван, как известно, именно несоответствием бисмарковско-сталинской индустриальной организации общества новым индустриальным реалиям. Организованный как единая корпорация Советский Союз превратился в конце 70-х годов в единый симулякр, который и пришел к тому логическому концу, к которому мог прийти. Все относительно здоровые силы общества, которые хотели провести постиндустриальные изменения и сохранить при этом Советский Союз мировой державой, к сожалению, не понимали характера этих процессов, и поэтому неизбежно стали их жертвой, выпустив вперед разрушителей.
То, что произошло с Советским Союзом, происходит с любой ориентированной на производство корпорацией.
Мир изменился. Современный бизнес нельзя строить вокруг производства. Производственные процессы из сферы бизнеса перешли на другой уровень, на уровень инфраструктуры. Современная индустрия носит дотационный характер.
Практически во всем мире вся индустрия дотационная. Либо она дотируется крупными корпорациями за счет их же собственной постиндустриальной надстройки, которая нуждается в этой инфраструктуре.
Типичный пример – корпорация Даймлер-Бенц. Сравните Мерседес и Крайслер. Крайслер выпускает машины, в общем, не хуже, чем Мерседес. Почему же одна из этих корпораций 30 лет в убытке, другая 30 лет в прибыли? В чем причина?
У Мерседеса главное создается в постиндустриальной сфере – реклама, формирование образа жизни, формирование и продажа технологий, но ни в коем случае не в производстве. Производство автомобилей – это у них убыточная статья. Это не видно в статистике только потому, что статистику подает единая корпорация. Если же в каком-то государстве мы имеем дело только с индустриальной экономикой, то она дотируется за счет низкого уровня жизни, эксплуатации труда. В ней имеют место те неприятные моменты, которые мы видим во всей Азии.
Индонезия по массе производит товаров больше чем США. А живут там, несомненно, хуже, чем в США. Это означает, что производство сегодня – это деятельность себе в убыток. И соответственно те, кто на Украине ставят на возрождение вот этой вот промышленности, на бизнес вокруг этой дохлой промышленности – это люди, которые тянут общество назад, в третий промышленный мир. С промышленностью в современном обществе делать нечего. Точно так же как нечего было делать во второй период индустриальной эпохи с добывающей промышленностью. У кого она была, тот жил в нищете.
Кто самый богатый природными ресурсами? Кто был первым экспортером всего сырья на душу населения? Боливия. Следующая по уровню богатства – Замбия, т.д. Эти страны всегда были нищими и таковыми остаются.
На другом полюсе страны, которые не имеют вообще никаких природных ресурсов – Япония, Корея – богатые страны. Богато живут и Соединенные Штаты, которые почти что ликвидировали у себя какую-либо добывающую промышленность. Европа максимально уничтожает, но все никак не может избавиться от этой самой добывающей промышленности. В любом случае это сферы дотационные, убыточные. Последние полвека добывающая промышленность, как и сельское хозяйство везде на дотации. Это везде были инфраструктурные сферы экономики.
Теперь инфраструктурной частью экономики становится, и уже на 90% стала, вся индустрия. Собственно говоря, тот, кто надумал делать бизнес в инфраструктурной сфере – этот человек либо не большого ума, либо он не на том делает бизнес. Это реальная ситуация в сегодняшнем мире. Она такова в России, такова на Украине, такова в США и в любой другой стране.
На чем же делают бизнес в современном мире, если его не делают на производстве?

Стоимость в постиндустриальной экономике. С тех пор, как теория стоимости Маркса перестала, хоть в какой-то степени, адекватно описывать реальные процессы в мире, шла эволюция теорий стоимости. Первая из этих теорий просто закрывала брешь в теории Рикардо. Маркс понимал, что сводить стоимость к издержкам, это глупость, но поскольку это нужно было для обоснования интересов трудящихся, то он это делал. Однако делал оговорку, что кроме этой трудовой стоимости есть еще потребительская стоимость.
Затем формирование потребительской стоимости описал экономист Сей. Возникла так называемая мержиналистская теория. Она утверждает, что стоимость – это предельная полезность продукта.
У каждого человека свои представления о полезности товара, но все мы на рынке поторговались, и в результате этого процесса определилась предельная полезность – объективация наших субъективных представлений о полезности. Эта объективация и является стоимостью. Продукт стоит столько, насколько он, в среднем по нашим о том представлениям, полезен.
Разницу между этими двумя теориями стоимости иллюстрирует известный анекдот, когда Петька спрашивает: «Василий Иванович, а, сколько атомная бомба стоит?» Василий Иванович отвечает: «Наверное, миллион!» «Ах, Василий Иванович, какая ценность к нам в огород летит!»
Если на вещь затратили миллион, это не значит, что эта вещь на этот же миллион полезна, для тех, кто ее получает. Теория Сэя отразила этот момент.
Но вскоре стали понимать, что по жизни часто вроде бы вещь полезная, а вот денег на нее не дают, дают на какую-то вредную вещь. Стало ясно, что все-таки вещь обладает стоимостью не в зависимости от своей полезности, и не от того, как ее оценивает общество, а как ее оценивают люди с деньгами. Тогда возникла так называемая монетаристская теория стоимости, которая утверждает простейшую вещь – цена вещи на рынке и есть ее стоимость. И не надо тут ничего придумывать!
Монетаристская теория была достаточно экстремистским вариантом, и в ход она, в общем-то, не пошла. Предыдущая теория лучше описывала процессы на рынке.
Через некоторое время стало ясно, что цена на рынке действительно от полезности не всегда зависит. Стали думать, от чего же она на самом деле зависит? Выяснилась очень интересная вещь.
Стоимость есть объективация субъективных представлений о полезности. Но откуда берутся эти самые субъективные представления, которые потом объективируются в стоимость? Оказывается, они зависят не только от свойств вещи, но и оттого, как вам ее прорекламировали (пропиарили). Если я вам рассказал о важности вещи, то ее полезность в ваших глазах повысилась. Если не рассказал, то вы даже и не знаете, нужна вам эта вещь или нет.
Например, какое-то снадобье. Зачем я буду есть какое-то снадобье? Но тут кто-то сказал, что это панацея – и все стали есть. Поняли полезность. Когда мы одному человеку объяснили, второму объяснили, затем большой массе людей объяснили – у каждого повысилось субъективное представление о полезности, это объективируется по обществу в целом и воплощается в новую стоимость.
Итак, стоимость создается не в сфере производства товара, а в сфере PR (пиара идеи или рекламы). Это основной закон стоимости в постиндустриальной экономике. Стоимость стала больше зависеть от субъективных факторов, чем в экономике индустриальной.
Стоимость, реальная и объективная, создается не в процессе производства. Пока товар производят, еще не понятно – обладает он вообще стоимостью для вас или нет: вы же не знаете, что там производят. Стоимость формируется в процессе рекламирования товара, в сфере продаж.
Формирование стоимости любой вещи в процессе продаж имело место и раньше. Но раньше, в условиях всеобщего дефицита продуктов, она имела маленькое значение. В условиях всеобщего избытка товарной продукции, при дешевом тиражировании образца, создание стоимости уже на девяносто, если не больше, процентов, имеет место в сфере пиара.

Если раньше товар был предметом бизнеса, то сегодня он становится поводом для бизнеса. А самим бизнесом становится процесс общения, процесс пиара. Он может существовать и делаться вообще без повода, вообще без товара.
Экономика изменилась фундаментально. Изменение ее технологической базы привело к изменению представления о стоимости, изменению сути стоимости.
Стоимость есть квинтэссенция общественных отношений вокруг производства и обмена товаров. Общественные отношения изменились, изменилась и суть стоимости.

Бизнес в контексте постиндустриальной революции. Описанный мною процесс идет. Это не произошло, это происходит. Существует макрогенерация, которая имеет такие представления. Существует такая технологическая база, такой образ жизни. Существует новый экономический уклад. И эта макрогенерация, этот новый уклад потихонечку втягивает в себя ресурсы, опуская старый мир.
Естественно, инерция существования предыдущих макрогенераций, тоже имеет место. С ними связаны определенные общественные интересы. Суть постиндустриальной революции – борьба интересов уходящих индустриальных макрогенераций с интересами восходящих постиндустриальных макрогенераций.
Вот в каком мире мы живем. Вот что мы должны иметь в виду, если хотим адекватно оценивать перспективы своего бизнеса. Они зависят от того, насколько наш бизнес по парадигме, по тем взглядам, которые у нас сформировались, вписывается в эту самую прогрессивную макрогенерацию. Это определяет судьбу нашего бизнеса, его перспективы.
Но есть и другая сторона дела. Борьба старых макрогенераций с новыми по-разному протекает в разных местах земли. Эта новая макрогенирация уже появилась в США. Там бизнес в таком направлении – гарантия успеха. Но есть страны, в которых сопротивление прошлого еще очень велико. В них нужно быть довольно осмотрительным и вдумчивым человеком, четко отслеживающим ситуацию, чтобы не войти в прямую конфронтацию с отмирающими индустриальными гигантами.
С одной стороны – это общее описание ситуации, а с другой стороны – вещь исключительно практическая. Каждый раз, когда мы приступаем к новому делу, нам придется решать этот вопрос. Какие взгляды на будущее нашего бизнеса и его функционирование мы для себя вырабатываем? Решая частные вопросы, мы всегда будем упираться в общие, если не продумаем их заранее.
Я сейчас обращаю ваше внимание на общие вопросы, которые нам нужно для себя решить.
Какой бы бизнес мы сегодня не начали, роль играет не товар, который мы производим, не организация производства и даже не организация нашей фирмы. В конце концов, не обязательно, чтобы вообще была эта фирма. Главную роль играет только PR (пиар идеи, реклама). Именно он создает в стоимости продукта 95-100%, с оставшимся 1% какие-то специалисты справятся. Если у нас раскручен хороший пиар, то под него можно потом любой товар подложить.
Так устроена эта реальность. В каждом бизнесе главную роль играет то, насколько мы продвинулись к потенциальному потребителю, насколько убедительно ему презентуем свой бизнес и свой товар, насколько убедительно и насколько мощно мы формируем эту самую целевую аудиторию, насколько хорошо мы формируем его посредством привлечения приверженцев своему бизнесу.

Сегодня любой бизнес носит, прежде всего, характер социальной, а не производственной организации. Основная организаторская деятельность в современном бизнесе идет не вокруг процесса производства, а вокруг процесса продаж, вокруг процесса потребления. Поэтому создание потребительской кооперации, потребительского общества это гораздо высший бизнес, чем создание любой фабрики. Когда у тебя будет этот потребительский клуб, потребительское сообщество, к тебе директора фабрик сами приползут с протянутой рукой и ящиком товаров, на которую оптовую цену ты будешь назначать уже сам. Вот что является бизнесом в современном мире!!

Новые рынки
В современном мире бизнесом является формирование рынков. Ты должен сформировать свой рынок, новый рынок. Тот, кто формирует новый рынок, снимает с него сливки. Он может на этом рынке продавать с очень большой нормой прибыли. А вот тот, кто потом приходит на этот рынок, заработает только прожиточный минимум.
Когда прибегает толпа польстившихся на высокие прибыли нового рынка, к этому времени настоящему бизнесу нужно уже уходить с этого рынка и формировать новый.
Хороший бизнес в постиндустриальном мире это формирование новых рынков. Новый рынок – тот, на котором ты еще пока можешь удерживать монополию. Пока ты можешь удерживать – он новый, потом уже нечего на нем делать. Те, которые приходят после и тоже называют себя бизнесменами, это лохи. У них не бизнес, у них – приработок. Заработают они ровно свой прожиточный минимум.
Закон на рынках, такой же какой в корпорациях. Если ты наемный работник, любого уровня, ты заработаешь только свой прожиточный минимум. На каждом уровне он свой, но в любом случае получать ты будешь не больше, чем тратишь. Точнее, не больше чем ты вынужден тратить, потому что можешь тратить сколько угодно по-своему произволу, а прожиточный минимум – это то, что ты вынужден тратить.
Так устроена любая экономика. Так же устроен любой рынок. Если ты на нем работаешь, ты зарабатываешь свой прожиточный минимум, на любом устоявшемся рыночке. Постепенно гаечки зажимаются, и прибыли потихонечку снижаются до нуля. А уйти уже никак – нужно бизнес сворачивать, а новый тебе уже не открыть, так и будешь «колупаться», выживая. Так вот и устроена вся эта экономика.
Инфраструктурный бизнес способен заработать только прожиточный минимум. Даже консультанты имеют свой прожиточный минимум. Просто он у них выше.
Бизнес как властная категория. В этом мире больше прожиточного минимума имеют три категории. Первая – пиарщики, вторая – силовики, третья – эмитенты.
Три власти: власть силовая, власть идеократии, власть денежная. Это три власти в обществе. Между ними всегда идет определенная конкуренция. Есть брамины, есть кшатрии и есть эмитенты. Власть как таковая, как структура, возникает тогда, когда все три этих властных элемента входят в какое-то системное единство, взаимодействие. Они между собой делят доходы, и друг друга поддерживают. Тот, кто добивается выхода на эти три источника сразу, или сам обладает этими элементами, или возникает союз между теми, кто обладает этими элементами – они формируют некую власть. Ни один из этих элементов в отдельности не может сформировать власть.
Все это работает и на уровне бизнеса. Устойчивый бизнес возникает, когда сливаются три этих элемента. PR-сословие формирует, с одной стороны, стратегию, а с другой – систему отпиаривания (рекламирования идеи) товара.
Любой бизнес, в конечном счете, есть форма власти. Главное – не то, что ты обладаешь финансовой составляющей, а то, что ты обладаешь властью, которая помогает тебе сводить в единство всю твою деятельность – торговлю, производство, социальную организацию…
Мотивация создания любого бизнеса есть власть. Когда кто-то говорит, что он создал бизнес только для того, чтобы подзаработать, что его целью является прибыль, что его мотивом является жадность – он лжет. Жадный никогда не создавал никакого бизнеса. Он просто зарабатывал, прирабатывал, он мог куда-то влезть, чтобы своровать, но в любом случае он не занимался бизнесом.

Постиндустриальный бизнес. Еще раз повторяю: хороший бизнес, то, что я могу называть бизнесом без кавычек, это создание новых рынков. Новые рынки создаются пиаром. Это довольно фундаментальная вещь.
Приведу пример правильного бизнеса из прошлого. 1976 год. Один инженер из «Сони» придумал очень маленький магнитофончик, размером с кассету. Зачем нужен такой маленький агрегатик? Ведь чтобы хорошо звучало, нужны большие колонки. Плюнули на эту разработку. Так она и лежала, пока не пришел директор, который посмотрел и вспомнил, что в соседнем отделе сделали хорошие, маленькие наушники. Может для наушников пригодится?
Присоединили к этой штуке наушники, выпустили партию, отправили. Не пошла. Время еще не пришло. В 70-е годы крутой парень – это значит «музон» на весь город. А кому нужен этот магнитофон с наушниками? Вот он и не пошел.
В определенный момент какие-то ребята взялись его пропиарить. Сначала пропиарили в Голландии, потом в Англии и потом уже пошло поехало. Сони продала около 40 миллионов за следующий год. Вся Америка побежала с наушниками. Через несколько лет об этом узнали в Советском Союзе, и пошла новая мода.
Когда продажи перевалили за сто миллионов, директор сказал: «Все, это мы сворачиваем и больше не выпускаем». Почему? Потому, что на рынке появилось множество таких товаров.
Это пример постиндустриалки. В какой момент была создана стоимость этой штуки? Когда ее рекламировали. Когда объяснили, что это нужно, престижно и удобно, а до этого момента важность этой вещи была не ясна – было модно таскать с собой большие бандуры с аккумуляторами.
Еще пример такого бизнеса – рынок наркотиков. Их реклама по телевидению идет методом «от негатива», так как рассчитана на подростков наиболее нонконформистского возраста. Как в песне об Америке: «как долго нас учили любить твои запретные плоды». Вся пропаганда наркотиков зиждется на этом психологическом феномене любви к запретным плодам. Никто не говорит, что наркотики это плохо. Говорится что наркотики – это нехорошее поведение. Тут же срабатывает нонконформизм: «Ага, вот как мы уконтрапупим это вредное старшее поколение!» И все подростки бегут ширяться.
Наркотики – идеальная постиндустриальная сфера бизнеса. Производство этого дерьма само по себе ничего не стоит. Вся стоимость наркотиков создается в процессе пиара и создания специфических социальных условий (идеи). Естественно, зарабатывают на наркотиках не те, кто их производит, а те, кто создает эти социальные условия.
Делается это на уровне государств. Разные государства специализируются на разных уровнях транзита. Скажем, Пакистан кормится за счет того, что организует на своей территории и на территории нескольких близких соседей производство наркотиков, РФ живет за счет транзита. В России для этого создали целое ведомство – Госнаркоконтроль. Не наркоборьба, не по борьбе с наркотиками, а по контролю над оборотом наркотиков. Почувствуйте разницу: нет речи о борьбе, о ликвидации. Нужно просто контролировать оборот, чтобы чужие здесь не ходили. Проводятся шумные PR-акции: они отдали под суд каких-то ветеринаров, которые собакам вкалывали. Мол, нечего на собак тратить!
Вообще говоря, современный бизнес возникает именно как социальная организация. Возьмем для примера сотовые телефоны. Сейчас все понимают, что сотовый им нужен, но еще лет 15 назад объяснить, что сотовый телефон – вещь действительно полезная, было сложно. Я в это стал верить только в году 2002. До этого я не очень понимал, зачем они нужны. Мне казалось, что этот агрегат нужен только тому, кто хочет достать тебя, а вовсе не тебе. Только с 2004 года я стал давать, и то осторожно, номер своего сотового.
А новое поколение уже не может себе представить, как мы в их возрасте обходились без этой штуки. Оно уже с детсада воспитывается на том, что сотовый – это круто, здорово, престижно, рулллеззз! О полезности в рекламе речь обычно не идет, только о престижности.
Затем стали появляться новые товары, SMS-ки, логотипы. Как у нас отличить госслужащего, особенно силовых структур? Если музон на мобильнике из «Бригады» играет – значит, он госслужащий… А молодняк теперь коллекционирует непристойные звуки, пуканье, траханье и хихиканье, которые им поставляют в гигантских количествах. И обороты тут никак не меньше, чем у Автоваза.
Постиндустриальный бизнес, основанный на специфической социальной организации – воровство этих самых сотовых телефонов. В Москве, в среднем, телефон в одних руках бывает два-три месяца. Там налажен круговорот телефонов по Москве – воруют и перепродают. Это является феноменом исключительно государственной политики.
Например, в Германии этого быть не может. Это не предусмотрено технологией. Телефон имеет номер, который регистрируется на покупателя. На меня записан сам аппарат, не только СИМ-карта. Я в магазине покупаю, я паспорт показываю. В аппарат вшит номер аппарата. Как только ты вставляешь туда СИМ-карту, у оператора этот номер аппарата тоже высвечивается. В любом городе, в Москве, в Киеве, этот номер аппарата определяется мгновенно. Аппаратура так устроена. Если вы пишете заявление оператору о потере телефона, оператор, как только он проявился, должен стукнуть в милицию, что в таком-то месте находится краденый телефон. Это он обязан сделать по германским законам.
Но в том-то и дело, что по РФ законам он не обязан стучать. Более того, он даже не обязан обращать внимания на это! Ясно, что это государственная политика. Государство сознательно организовало и поддерживает эту систему, которая технически не возможна. Технику пришлось преодолеть на политическом уровне, когда государство заставляет вести деятельность, прямо противоположную сути технологии.
Еще пример – игорный бизнес. В нем главное – сформировать потребность. В СНГ на каждом углу стоят игральные автоматы и даже рулетки. В любой цивилизованной стране игорный бизнес запрещен. Он частично разрешен, для богатых – потому что богатому играть не запретишь. Поэтому в Лас Вегасе тебе позволено играть.
А в СНГ играют везде. Воспитывается поколение игроков. Человек быстро подсаживается на это, как на наркотики. Игрок отличается особой ментальностью. А там, где есть азартные игры, преступность быстро взлетает до невиданных пределов.
Давайте разберем, для чего это делается, на примере Украины, где мы сейчас беседуем. Нужно понять специализацию Украины в мировом разделении труда. Украина – последний резервуар относительно чистого биологического материала белого человека. В других странах эти гены разбавлены уже очень сильно. С другой стороны, это страна тотальной безработицы. С третьей стороны – страна где полностью отсутствует хоть сколь-нибудь приличная система образования. Отсюда возникла специализация Украины, она возникла в последние 10-15 лет в результате политики режима Кучмы.
Украина является страной трех специализаций. Одна из них – уже отмирающая, а две другие набирающие силы.
Первая – это проституция. По всей Европе проститутки, в основном, с Украины.
Второе – это торговля органами. Украина сегодня – главный резервуар и поставщик. Действует система так называемых усыновлений. Эта цепочка не давно высветилась на примере одного русского мальчика в Америке.
В одной из больниц случайно оказался журналист, который увидел, что привезли мальчика с проломанным черепом. И привезли как раз в ту клинику, где собрались пациенты, нуждающиеся в его органах. Журналист прокукарекал, пришлось учинить расследование. Долго расследовали. В итоге вину на себя взяла номинальная приемная мамаша, такая же иммигрантка из Прибалтики, что это она вроде бы голову проломила. Следственных экспериментов не делали, поэтому непонятно откуда у «мамаши» силы, как у Шварценеггера, чтобы это сделать? Короче, она на себя все взяла, ей дали три года, и дело кончилось.
На этом деле вся цепочка стала достаточно ясна. Но если из России этот поток не очень-то и большой, порядка 26 тысяч за последние три года, то на Украине это существенно больше развито. Украина – главный резервуар органов.
Третья специализация – это поставка дешевой рабочей силы для строительства, но здесь спрос есть только в России и Португалии. Это небольшие рынки, они постепенно закрываются. Россия будет потихоньку закрывать границы, а Португалия их уже закрыла.
Другой специализации на Украине нет. Можно слушать много анекдотов о том, сколько экспорта идет из Украины. Но этот экспорт идет в одну единственную страну, и не потому, что этой стране что-то нужно, а потому что нужно как-то оправдывать поставки оттуда на Украину бензина. Раз не может Украина платить за нефть деньгами, за отсутствием таковых, приходится сооружать какой-то бартер.
Все это поддерживалось огромным объемом взяток российским компаниям, которые поддерживали этот импорт с Украины – Газпром и др. Практически они с него и имели. Сейчас и это накроется, потому что при нынешнем курсе гривны этот бизнес в принципе не возможен. Значит, остались только две специализации.

Постиндустриальный бизнес в контексте периферии. Итак, бизнес сегодня – это PR и социальная организация. Как же мы, собственно, можем делать бизнес здесь – на Украине, в России, в Казахстане и других еще не созревших для постиндустриального рая странах? И никогда, может быть, не созреют для него? Мы должны выбрать два варианта стратегии.
Первый вариант заключается в том, чтобы выкарабкиваться самим. Нужно посмотреть, а какой бизнес постиндустриального характера может иметь спрос на этом рынке, раз уж мы на этом рынке работаем? Что можно продать на этом рынке?
Нужно понимать одну фундаментальную вещь. Чем выше уровень передела продукта, тем выше его эластичность спроса на него по доходам. Товар низкого передела обладает низкой эластичностью. Что значит эта минимальная эластичность? Есть такой товар, например, картошка. Пусть доходы населения падают, но есть-то все равно надо. Меньше есть хлеба и картошки вы не будете, вы будете на другом экономить. Вы, скорее всего, сэкономите на мясе, а хлеба и картошки будете покупать даже больше. У хлеба и картошки бывает отрицательная эластичность доходов.
Есть и другие товары обладающие меньшей эластичностью. Были времена, когда туалетную бумагу не покупали, пользовались газетами. Сейчас газеты перестали выписывать, поэтому эластичность спроса на туалетную бумагу оказывается минимальной. Но есть товары, на которые спрос будет отложен на лучшие времена. Например, домашний кинотеатр. Ну не до кинотеатра сейчас, лучше картошки поесть. Например, костюм от Диора: сейчас можно обойтись китайским ширпотребом. У китайского ширпотреба низкая эластичность спроса…
Когда вы выходите на постиндустриальный рынок, колебания такого рода будут бить, прежде всего, по вашему товару. Если вы не замкнете на себя спрос на товары этого повседневного пользования.
Пример: продажа особой экологически чистой картошки. Чем хорош такой бизнес? Экологически чистая картошка выращивается так же, как и экологически грязная. Важно, что вы создали особую систему пиара, систему МЛМ, и все ее участники верят в то, что они едят особо чистую картошку.
Приходят плохие времена – вы просто сбрасываете цены на этот продукт до обычных. В результате вы сохраняете свою долю рынка, и еще становитесь главным поставщиком этой экологически чистой картошки, потому что все ваши потребители начинают говорить остальным, что за ту же самую цену можно купить экологически чистую картошку вместо обычной чернобыльской, и ваш рынок, МЛМ-система начинает разрастаться.
При такой организации бизнеса Вы находитесь в плюсе вне зависимости от того, в какой фазе существования этого рынка находитесь. И на пике рынка, и на самом дне Вы все равно при деле. При спаде цен ваш рынок идет вширь, а при повышении цен фиксируется сверхприбыль.
Это и есть хорошо организованный постиндустриальный бизнес. Бизнес вы делаете не на выращивании картошки, а на ее рекламе. Постиндустриальный бизнес есть производство идеи!

Yura_K